«Прохлаждаешься?» — отвлёк его от поиска инженера Пенкрофта на берегу затерянного острова голос Крестова.
— Да. От деда прячусь. Мои агенты разбежались: «Талиб» дачу чинит, а «Морчак» в отгуле.
Крестов держал под мышкой «Аэропорт» Артура Хейли, с плеча свешивалось махровое полотенце, а надо лбом из густой короткой причёски торчали солнцезащитные очки. Командир, уловив ироничный взгляд своего подчинённого, раздражённо изрёк:
— Стадо баранов! Я бы на месте Гаджиева половину разогнал, а половину — сдал в ХАД на пару сеансов «телефона», чтобы в следующий раз не было повадно компостировать нам мозги.
— Ну, может, кто-то что-то знает про обстрел, не все же...
— Все, Гера! Все до одного. Один нафар вообще договорился, мол, нас бомбила пакистанская авиация с аэродрома в Ханабаде.
— А это, Серый, уже прямая агрессия.
— Какая, к чертям, агрессия. Ханабад — наш! Наша база в Узбекистане.
Расстроенный командир замолчал, присел на траву, опустил очки и раскрыл книгу, но, пробежав глазами несколько строк, вновь повернулся к Герману.
— Знаешь, Николаич, бригада хочет летом в Тура-Буру сходить. В прошлом году мы её уже брали.
— Знаю, слышал уже. «Духи» вроде как укрепрайон тот успели восстановить...
— Короче, Гера, мои два агента вот уже месяц из Тура-Буры не возвращаются, давай, засылай своего «Муравья». Он у тебя сметливый, должен справиться. Отмазку от армии мы ему обеспечим, денег дадим...
Пока офицеры подробно обсуждали детали засылки «источника» к мятежникам, а также способы перепроверки его информации, из кустов вышел Репа с журналом «Огонёк», а за ним — Олег Филимонов с двумя бутылками тошнотворно-сладкого «Спрайта». После того как, ломая кусты, к отдыхающим свалился Мамонт, разговор неожиданно перешёл на личности. Увидев в руках у Германа книгу Жюля Верна, Игорь Морозов саркастически предположил, что свою теорию про сверхзвук он почерпнул именно из неё. Уязвлённый Герман парировал выпад, предположив, что, в таком случае, Крестов все свои знания о женщинах почерпнул на примерах стюардесс из романа Артура Хейли. Крестову замечание Германа неожиданно понравилось, и он пустился в длинные воспоминания о своих победах среди ташкентских бортпроводниц. «Все стюардессы слабы на передок, — резюмировал он свой рассказ. — А ты, Герман, дурак, раз противопоставляешь себя коллективу. Скромнее надо быть! — поучал он своего подчинённого, — пришла в голову очередная глупость — молчи, не выделывайся. Хочешь кого поправить, подумай — может ли поц иметь право голоса». Разомлевший от приятного времяпровождения «поц» охотно согласился с доводами своего командира, пообещав впредь не выделываться.
После ужина ошалевший от обработки бесполезной информации полковник Стрельцов затеял партийное собрание. Расплывчатая повестка дня «О задачах парторганизации отряда «Тибет» в свете решений XXVI съезда КПСС» мало кого воодушевила. Молодые коммунисты уже заканчивали помечать крестиками поверженные корабли в третьем раунде «Морского боя», когда докладчик предложил ещё одну тему: «О состоянии оборонительных сооружений в расположении лагеря отряда „Тибет“». Речь, конечно, шла о загаженных окопах. Капитан Гаджиев достаточно драматично изложил собственные ощущения от получасового пребывания «по уши в дерьме». Его воспоминания развил полковник Стрельцов, попутно описав конструкцию выгребных ям в своём партизанском отряде. «Каскадёры», забыв основную повестку дня, приняли живое участие в прениях по второму вопросу. Белоусов не успевал вести протокол, призывая собравшихся пореже использовать натуралистические описания и ненормативную лексику. Обсуждения свелись к перепалке первой и второй групп на предмет вклада каждой в осквернение окопов. Черту подвёл Герман, откровенно сознавшийся в трёх эпизодах физиологической распущенности. Сопровождаемый одобрительными репликами собравшихся, он неожиданно для всех сделал заявление: «Зато я ни разу не встречал ни одной какашки товарища полковника!» Собрание зашлось сначала беззвучными, но минутой позже — громовыми раскатами смеха.
К середине апреля в сознании Германа произошёл определённый сдвиг. Ему, видимо, как и многим, этот призрачный мир страны Лимонии стал казаться более реальным, чем тот, что они оставили. Работа приобрела тот же рутинный привкус, что и в Союзе. Ежедневные совещания, утомительная писанина, встречи с двумя десятками агентов и с полусотней доверенных лиц сменились вылетами на бомбоштурмовые удары, вылазками в составе подразделений бригады 40-й армии. Вместо обычных походов по магазинам вошли в привычку поездки по дуканам. Теперь офицер уже не мог поздороваться, не приложив руку к сердцу, заснуть и проснуться — не услышав тоскливый призыв муэдзина. Только получая письма, он чётко ощущал, что «загробный мир» существует и что общение между обоими мирами поддерживает полевая почта.
Ранняя в этих местах весна преподнесла два последних сюрприза, прежде чем над Самархелем и окрестностями разразилось субтропическое лето. Как в какой-то детской сказке, где за одной битвой следует другая, победив вшей и блох, отряд «Тибет» вступил в изнуряющую борьбу с гнусом. Привычные комары, которые послушно дохли от репеллентов, были поддержаны белёсыми тучами москитов. Эти полупрозрачные и хлипкие на вид твари кусали совершенно незаметно, расчёсы от укусов саднили, чесались и не проходили по нескольку дней. Стаи летучих мышей, собиравшихся у фонарных столбов со светильниками, словно киты, бросались с раскрытыми ртами в марево москитов, поглощая килограммы летающего планктона.