— Гера, ты жив? — склонился к пострадавшему Селиванов.
Герман открыл глаза. Кроме Юрки на него смотрели две пары глаз и одна — с крепко зажмуренными веками. Раненый с плохими предчувствиями двумя пальцами коснулся своего носа. Вулканического прыща не было. С носа капала кровь, но Герман чувствовал огромное облегчение: «Теперь не надо будет ничего выдавливать!»
Дуканщик открыл глаза. В них отчётливо запечатлелись страх и ужас.
— Ты ранил моего товарища! — закричал Селиванов. — Ты чуть его не убил!
Продавец, схватив с прилавка грязную тряпку, пытался ею утереть нос Германа.
— Уйди, скотина! — заорала жертва маркетинга.
— Бакшиш давай! — не позволяя ситуации рассосаться, заревел Юрка, наседая на дуканщика.
Афганец заверещал, как заяц, попавшийся в капкан. Вокруг стали собираться люди.
— Б`ороу, б`ороу отсель, шайтаны! — крикнул в толпу Селиванов и, обернувшись к виновнику инцидента, принялся за своё. — Бакш`иш давай, компенсацию! Понял?
Афганец всё понял и тут же притащил комплект женских трусов «неделька».
— Ты что мне это дерьмо суёшь, — возмутился Юрка, но тут ожил поверженный Герман.
— Вот это давай! — указал он на приёмник, висевший в одиночестве при входе в магазин. Бедный продавец, поминутно апеллируя то к Аллаху, то к Саурской революции, пытался откупиться, поочерёдно предлагая духи «Кобра», пакеты женских гигиенических прокладок и, наконец, блок презервативов.
— Бери! — не вытерпел Селиванов.
— Вот это! — настаивал утирающий кровавые сопли Герман.
Впавший в отчаяние негоциант, терзаемый страхом и жадностью одновременно, вдруг принялся поливать своих клиентов из пульверизатора пахучим до омерзения одеколоном. Но Герман был неумолим. Тогда суетливый афганец, на секунду вперив взгляд в жертву своей неосторожности, указал пальцем на тёщины полусапожки.
Герман гневно отверг предложение: «Да я за польские сапоги весь твой дукан куплю!»
— На хэйр (нет)!
— Что значит «на хер»! — искренне возмутился раненый.
— Туфля нист! Калоша лоз`ем аст (калоши нужны)!
— Так бы и сказал, — согласился всё более оживающий покупатель.
Герман снял калоши, а дуканщик — приёмник. Обмен дарами происходил под бурные аплодисменты собравшихся. Покупатель сиял от счастья: обменять калоши на японский приёмник — это высший пилотаж, да ещё за здорово живёшь провести ювелирную косметическую операцию — вот они, уроки Станиславского!
Из дукана «каскадёры» выходили в самом хорошем расположении духа. Герман косил глазом на белый лейкопластырь, прилепленный дуканщиком к его носу, и с наслаждением прижимал к груди вожделенный трофей.
Весь вечер Герман крутил ручки приёмника. Это был настоящий подарок судьбы. Четыре — коротковолновых, два — средневолновых и один — длинноволновый диапазон. Дома друзья-чекисты обзавидуются. Из трофейного динамика неслись то «Сельский час», то сводки с трудового фронта. Наконец в приёмнике ожил голос ведущего из русской службы BBC: «...жена академика Сахарова Елена Боннер...» — «Бьёт своего мужа столовой ложкой по голове...» — вслух дополнил английского ньюсмейкера информированный Герман.
«Задолбали они уже этим Сахаровым, — подумал он, вспоминая материалы наблюдательного дела, которые в начале службы давал ему на ознакомление любезнейший Михаил Иванович. — Не такие вы простые, господа Сахаровы», — по-чекистски прищурившись, вполголоса спорил с диктором радиослушатель из Самархеля.
«...вчера утром, — продолжил голос из приёмника, — был нанесён массированный бомбоштурмовой удар советскими военно-воздушными силами в провинции Нангархар в Афганистане...» Герман обратился в слух. «В результате удара вблизи кишлака Джан... Джанбаз...» Ведущий на секунду запнулся. — «Извините, — Джанбазхейль. Итак, в результате массированного налёта имеются многочисленные жертвы среди мирного населения...» Герман аж подпрыгнул от удивления.
— Мужики, мужики! По Би-Би-Си про нас говорят! — с этими словами он вывернул громкость на полную мощность.
«Повстанцы сбили два вертолёта противника...»
— Что за чушь! Что он несёт! — возмутился радиослушатель.
«...в этих условиях падение марионеточного просоветского режима Бабрака Кармаля неизбежно...»
— Ну, скотина, ну, урод! — не переставал возмущаться Герман до конца новостей.
— Гера, а ты бы сходил к дедушке, рассказал, что про нас «голоса» передают, — подал здравую мысль лежащий на кровати Малышкин. Он закрыл томик Стивена Кинга и вытащил из-под подушки свой заветный портсигар. — Иди, Николаич, иди. Уважь начальство.
Герману идея понравилась, и он, прихватив чей-то зонт, пошёл в штабную палатку. «Борода» пил из блюдца чай вприкуску. Выслушав доклад, полковник Стрельцов вытер полотенцем вспотевшую шею, дожевал орешки с кишмишом и наконец промолвил:
— Поди, Гера, по-быстрому к радисту, пусть передадут в Центр, что, по данным американской разведки... Нет, отставить, что... наша операция вблизи Джан... Джанбаз...
— Джанбазхейля, товарищ полковник.
— Да, верно, вблизи его, треклятого. Так вот, операция эта имела широкий мировой резонанс.
Через весь лагерь под проливным дождём Герман нёс в себе тяжелейший для него вопрос-прозрение: «Неужели, неужели весь мир держится на лжи?»
Через полчаса в Кабул улетела внеочередная шифротелеграмма за подписью «Борода», а Герман с товарищами в это время уже хлестали свои разгорячённые тела свежими эвкалиптовыми вениками.