— Со вчерашнего «репа» трещит, спасу нет, — почти обрадовался смене темы Конюшов.
— А ну, вылазь из машины! — грозно скомандовал Малышкин совсем растерявшемуся товарищу.
Конюшов, прихватив вещмешок и опираясь на так некстати оживший автомат, протискивался к боковому выходу.
— Ты куда?! — встретил его у люка майор Белоусов.
— Я, товарищ майор, я... «репа» трещит...
— Что у вас случилось, что за шум? — запихивая внутрь машины растерянного Конюшова, спросил Белоусов.
— Герман СВД уронил, — нашёлся Селиванов.
— Хорошо. Всем приготовиться. Выступаем. Я буду в головной машине, — сообщил Белоусов и закрыл люк.
— «Репа», дай сюда автомат с гранатами и сиди тихо, — властно скомандовал Малышкин, пытаясь перекричать взревевшие моторы.
— Ре-па... Ре-па! — заржали офицеры, единогласно голосуя за новую кличку своего товарища.
Бэтээр с «охотниками за головами» мягко тронулся, взлетел на откос дорожного полотна и устремился вслед за головной машиной, взявшей курс на аэродром.
По дороге отряд заехал в Джелалабад, где от колонны оторвался юркий армейский «газик», забравший в одном из городских кварталов афганца-наводчика. Хороня от чужих глаз, агента с переводчиком-таджиком пересадили в бэтээр, на котором ехал Герман с друзьями. Афганец, замотанный по глаза в шерстяной платок, ловко вскарабкался в салон и, подталкиваемый сзади переводчиком, стал протискиваться ближе к водителю. Вежливый наводчик посчитал своим долгом поздороваться со всеми каскадовцами, мимо которых он пролазил.
— Салом Алейкум... Джур... Бахэйр! — бормотал он, пожимая протянутые к нему руки.
— Да ползи уже! — не выдержал переводчик, толкнув союзника в спину. — Боро ба хэйр! (иди себе!) — добавил он на дари. Афганец плюхнулся на сиденье и что-то залопотал. — Хаф`е шоу! (заткнись!) — прервал его словоизлияния таджик.
Герману, мимо которого проползал источник развединформации, в момент, когда они обменивались рукопожатием, шибанул в нос терпкий запах.
— Фу, блин! Ну и воняет! — вполголоса пробормотал он, размахивая вслед ушедшему ладонью.
— Что, не нравится? — улыбаясь, спросил сидящий напротив Юрка Селиванов. — Привыкай, брат. Союзнички все так пахнут. Арийцы, понимаешь!
— Немцы, что ли? — не подумав, сморозил Герман.
— Нет же. Немцы тут ни при чём. Эти пуштуны считают себя потомками арийцев. Гордятся, черти!
— Видать, от гордости и воняют, — подхватил он Юркину мысль.
Посадка в вертолёты прошла быстро и без приключений. Герман летел в «Ми-8» рядом с открытой кабиной пилотов. Справа от него сидели благоухающий афганец с переводчиком. Они о чём-то оживлённо разговаривали, тыкая пальцами в карту.
— Что он говорит? — не выдержал Белоусов, сидящий по левую руку от Германа.
— Там перед высоткой возле Джанбазхейля должна быть разрушенная мечеть. В ней могут быть «духи». Лучше над ней не лететь, — пояснил переводчик. — Только мы эту мечеть на карте найти не можем.
— Дай сюда! — майор взял карту и начал изучать квадрат предполагаемой высадки десанта. Квадрат был изрядно замусолен штабными офицерами, разрабатывавшими операцию.
— Руки хоть мыли бы, стратеги... — брезгливо поморщился Белоусов. — А это что? — воткнул он палец в какой-то топографический символ. — Что это за хренотень?
К майору присоединился Герман. Символ был ему незнаком.
— Может, это и есть мечеть? — предположил он.
— Тогда почему над кружочком крест? — усомнился майор.
— Крест-то наискосок!
— Да, точно, наверное, если наискосок, то для всех культовых сооружений, — согласился Белоусов, оторвав руку от своего волевого подбородка.
Он встал и пошёл к кабине пилотов. Лётчики и командир десантников о чём-то говорили. Потом позвали наводчика и таджика. Афганец вошёл в раж и с жаром принялся излагать свои мысли. Судя по тому, как переводчик постоянно прерывал его фразой «Да заткнёшься ты!», мыслей у наводчика накопилось много.
— Будем заходить справа от этой мечети, — пояснил суть изменения курса вернувшийся майор.
— Приготовьтесь! Через пять минут выходим на цель, — объявил вышедший из кабины лётчик.
Герман вставил магазин в СВД, засунул в «ласточкино гнездо» оптический прицел и стал ждать.
Группа вертолётов пошла на разворот. В иллюминаторы ударил луч восходящего солнца и, пройдя по лицам десантников, ушёл в хвост. Герман усиленно моргал, пытаясь загасить световые фантомы, оставленные на сетчатке глаз утренним светилом. Вертолёт начал сваливаться вниз. Вдруг из кабины выскочил лётчик и поманил к себе наводчика с Белоусовым. Между ними завязала перепалка.
— Где тут ваша «высотка»! Это же яма, — слышались обрывочные фразы.
— Ну вот же развалины, это и есть тот самый кружок с точкой и крестом, — настаивал Белоусов.
— А где «высотка»? Куда вас прикажете высаживать?
Перебивая всех, отчаянно заголосил афганский наводчик.
— Что он там кудахчет?
— Говорит, что там тоже «духи» есть, — перевёл таджик.
— Да эти грёбаные «духи» везде есть! Где высота? Пусть он рукой покажет!
Таджик с полминуты что-то говорил наводчику, который часто кивал головой:
— А, а! Б`али, назд`ике... (да, да, недалеко от...).
После чего широко развёл рукой, казалось, призывая военных полюбоваться красотами его родины.
— Грёбаная страна! Грёбаный народ! — не выдержал командир вертолёта.
Группа винтокрылых машин приближалась к горной гряде. Стало ясно, что ориентиры потеряны. Один за другим вертолёты делали разворот у предгорий и ложились на обратный курс. Герман прильнул к иллюминатору. Вдруг он увидел, как из ущелья, словно рой светлячков, в его сторону вырвалась трассирующая струя, которая, не долетев каких-то двести метров, ушла по параболе вниз.