У Германа от подобного стратегически грамотного предложения заныло в висках. Он элементарно завидовал своему товарищу. Не прошло и полдня, в течение которых ему не удалось даже разобраться с проблемой НЛО, а Фил уже во всё «въехал» и теперь пытается изменить план операции.
— Ничего не выйдет, Олежек! — твёрдо, но участливо прервал офицера комбат.
— Ну почему, Алексей? — почти по-детски спросил Фил.
— Планы утверждают в Кабуле!
Герману полегчало, но почему-то снова стало свистеть в правом ухе.
— Ну, ведь это не изменение общего плана, а лишь его корректировка, — взмолился Олег.
— Ладно, собирай бумаги, пошли к генералу, — предложил комбат, вставая с колен. — Если согласится, к ночи надо будет провести доразведку, и тогда всё пойдёт по-твоему.
Герман окончательно скис. Он шёл за Крестовым, меланхолично размышляя о причине своей природной тупости.
— Не отставай, сейчас пообедаем, а потом заглянем к «зелёным», вытрясем из союзников развединформацию, — бросил через плечо командир.
— Угу.
— Ты что такой смурной? Приболел, что ли? — обернулся он.
— Да так, крутит маленько и в ухе стреляет.
— Держись. На этот раз Тура-Буру возьмём дня за два.
— Угу.
На обед была тушёнка с гороховой кашей. Герман мрачно засовывал «горошницу» в рот и, не разжёвывая, глотал. «Какая гадость!» — констатировал он, выуживая из каши полупрозрачную белёсую субстанцию — бренные останки армейской тушёнки.
— Ты ешь, ешь, — подбодрил его командир, зачерпывая полную ложку янтарного месива, — на вечер «сух-пай» откроем и... наркомовские...
Лёгкий ветерок принёс дразнящий аромат плова на хлопковом масле. Первая сигнальная система Германа мгновенно отреагировала обильным слюноотделением, оросив пресный комок разваренного гороха во рту.
— Тьфу, мерзость! — закатывая глаза и усилием воли направляя солдатские разносолы в пищевод, утробно произнёс молодой человек.
— Крест, пошли прямо сейчас к «зелёным», может, пловом угостят?
— Секунду, дай компот допью.
Герман уже встал, решительно отодвинув миску с недоеденной кашей.
Союзники встретили послов великой державы по-восточному гостеприимно. Герман был прав: их тут же усадили за широкий стол с короткими ножками. На столе вулканическим конусом возвышалась гора плова со скатывающимися к подножью кусками мяса. Рядом аккуратной стопкой лежали горячие лепёшки с тмином. Отдельно — зелёный лук, соль, перец и кувшин с чем-то вроде простокваши.
— Б`ефармоид (пожалуйста)! — широким жестом пригласил гостей к столу рослый афганский майор.
— Ташак`ур (спасибо), — отреагировал Крестов. Первые минуты все ели молча, руками зачерпывая плов из общей кучи. Герман с трудом обходился без ложки, осыпая себя и стол рассыпчатым рисом. Его командир привычно тремя пальцами формовал аккуратный горячий комок и ловко отправлял его в рот. Хозяева с нескрываемым наслаждением наблюдали за Германом, сопровождая его неловкие движения сдержанным смехом. Наконец офицерское собрание ожило. «Скромная» трапеза расцвела гомоном разноязычных голосов. Почти все афганские офицеры сносно владели русским языком. Воспрявший Герман сыпал остротами, обильно сдобренными выученными словами на дари. Союзники вежливо отвечали дружным смехом и обильными комментариями, из которых следовало, что суть его острот выходила за рамки их понимания. Но Герман не обижался. Согретый изнутри, он разомлел, и даже предстоящая грандиозная операция виделась ему в нежно-розовых тонах. Сергей дипломатично начал «забрасывать шары» в надежде поживиться новой информацией. «Зелёные» охотно делились всяческими подробностями, не относящимися к сути происходящего. «Темнят аборигены», — шепнул Крестов, склонившись к уху подчинённого. Герман кивал головой, отпивая кислый молочный напиток из пиалы. Когда подали фрукты, забитая до упора утроба молодого человека издала ворчание, далёким раскатистым эхом отдавшееся в закоулках его кишечника. Крестов, раздосадованный уклончивыми ответами союзников, начал разить «зелёных» кинжальными вопросами.
— Да, кистати, рафик мушавер, — не выдержал майор-афганец, — с`обхе эмр`уз (сегодня утром) прихадиля перебещик.
— Да ну! — притворно вскинул брови Крестов. — И что же она говорила?
— Гавариля, чито никера не эскажать.
— А вы?
— Биль морда!
— Правильно! И что же хотела эта перебежчик?
— Хателя увидель туварича Гирьмана.
Герман подскочил. Крестов мягко осадил его движением руки. На выручку майору, плохо говорившему по-русски, поспешил молодой капитан-хазареец с раскосыми глазами:
— Мы его уже хотели передать в советскую бригаду, но допрос ещё продолжается, — доложил капитан.
— Где перебежчик? — снова подался вперёд Герман. И снова его порывистость была погашена твёрдой рукой командира.
— А мы можем с ним побеседовать? — равнодушно спросил Крестов.
— Пожалиста!
Закончив трапезу, представители обеих высоких сторон рассыпались во взаимных заверениях преданности, любви и вечной дружбы. Советских офицеров повели в пыточную. В палатке, куда они вошли, как раз прилаживали смоченные соляным раствором электроды к оголённому телу бородатого афганца.
— Отставить! — властно скомандовал Крестов, глядя на уронившего голову бородача.
— Серёга, это не «Муравей», — горячо зашептал Герман.
Пленник поднял голову. Единственным не заплывшим глазом он окинул вошедших. Герману, не терпящему всяческое насилие, стало не по себе.